Волковский фестиваль: театр и философия
Репертуар фестиваля включает постановки разных стилей, жанров; привычные тексты порой звучат на других языках. Здесь пересекаются эпохи и дуэлируют эстетические концепции, можно было выбрать костюмно-историческую постановку или попасть в группу «избранных» на «бродилку» по улицам города, сообщает Служба новостей APCNEWS.RU со ссылкой на сайт Культурная Эволюция.
Обе драмы, кажется, о разном, но интерпретация, темы, избранные режиссёрами, сближает печаль невоплощённых персонажей с принцем Датским.
Легендарный питерский театр привёз постановку Юрия Бутусова – тот случай, когда в нашем регионе можно увидеть спектакль культового режиссёра. Понравится или не понравится – уже не столь важно, это нужно видеть. Питерская драма о событиях в Эльсиноре - это уже второй «Гамлет» в постановке Юрия Бутусова. Премьера первого состоялась в МХТ им. Чехова в 2005 году, в основу постановки лёг перевод Бориса Пастернака. «Гамлет» в Театре Ленсовета родился менее года назад, в декабре 17-го.
Он особенный уже тем, что использован перевод Андрея Чернова 2003 года, который отличается от привычных нам вариантов Лозинского и Пастернака не только языком, попыткой следовать за поэтико-фонетическим ритмом оригинала, но и последовательностью и трактовкой некоторых событий, так как переводчик реконструировал текст пьесы с использованием разных источников – ведь авторской рукописи нет, есть несколько изданий, отличающихся между собой.
Этот текст беспокоил некоторых зрителей в зале, так как знаменитый монолог «Так быть или не быть» Гамлет читал при Офелии, да и не было привычного русскому уху «высокого штиля». Но не в этом суть.
Этот текст беспокоил некоторых зрителей в зале, так как знаменитый монолог «Так быть или не быть» Гамлет читал при Офелии, да и не было привычного русскому уху «высокого штиля». Но не в этом суть.
Спектакль начинается с пролога к сцене «Мышеловка» - пантомимы, изображающей отравление короля. И эта пантомима-гротеск даже не в духе дель-арте, а, скорее, в стиле театра «Лицедеи» (впрочем, они родственны). Элементы костюмов в этом стиле остаются и дальше – потёртые джинсы и фрак, несоответствие размеров, шляпы-котелки, выбеленные лица или яркий грим как элемент театральности, полуреальности-полумифа, как пороговое состояние сознания или горькая самоирония; в сцене с приезжим театром, кажется, что спектакль «выпал в реальность», обнажив репетицию.
Чаще всего вообще не важно, кто и как одет. И при этом такое абсурдистское изображение серьёзных событий быстро наводит на мысль – современную реальность только так изобразить возможно. Никакие тряпки с рынка или из бутика, из антикварной коллекции или прямо с плеча реального человека не воссоздадут картину мира, как вот эта сумасшедшая, но хорошо продуманная эклектика. А вот важно или не важно то, что Гамлета играет женщина – Лаура Пицхелаури, а роль Офелии поделили между собой Фёдор Пшеничный и Юстина Вонщик?
Что хотел сказать режиссёр? Вложил ли он в решение этих образов что-то особенное? Лаура Пицхелаури не изображает мужчину. Она мальчиковатая, нередко пластика ломаная, интонации жёсткие, но она не увлекается традиционной в такой ситуации приблатнённой мимикой, изображением брутальности.
При этом её Гамлет не становится женщиной. Длинные волосы, женская фигура - но это совершенно не мешает, её функция в чём-то другом. Трагедия Гамлета здесь подаётся так – но как? Ведь её Гамлет – это не принц Датский, это… Чем отличается тело женщины от тела мужчины, кроме форм? Оно и в зрелом возрасте остаётся таким же нежным и чувствительным, как у ребёнка, оно более остро реагирует на внешние воздействия, хотя способно вынести даже больше, чем мужской организм. И здесь Гамлет – это реакция, реакция на все события, это даже где-то наивность и спонтанность реакции. И отношения с отцом-призраком здесь строятся необычно – Гамлет ищет у него защиты и тот даже ласкает и баюкает беззащитного, уставшего до беспомощности сына. Хотя, кажется, что сын всё же очень стойкий солдатик и способен вынести немало. Гамлет в исполнении умной и эмоциональной Лауры Пицхелаури это не социальный Гамлет, это, скорее, его душа, обнажённая, неприкрытая, бьющаяся как пойманная птица и плачущая, как ребёнок. Т.е. это не герой, а его нутро, всё навыворот. В какой-то мере он бестелесен, как и Призрак Отца.
- это уже раскрепощённая Офелия, которой нет необходимости прятаться за толстым слоем грима; она смотрит зрителям прямо в глаза. И уже умершая Офелия вместе с призраком Гамлета Старшего, проявляет своё сочувствие к оставшимся. Финальной сценой в «Гамлете» Театра Ленсовета становится момент, когда Гамлет соглашается на битву с Лаэртом. Гамлет один на сцене, к одежде на несколько размеров больше, как малыш, с громадным мечом-доской в руках… Как непосильна ноша, которую он на себя взвалил, по пути запутавшись в собственных ошибках…как тяжело противостоять обществу, системе, традиции, семье… Хватит ли сил у маленького человека противостоять системе?
Так же, как и в «Гамлете», события развиваются на фоне белой стены, но здесь она становится «живым», трансформируемым пространством и даже экраном, на который проецируются лица артистов, камера отражает их глаза. Пьесу можно рассматривать как воплощение философии театра, выворачивание творчества как такового наизнанку, швами наружу – как и с чего оно начинается, кто же диктует свою волю – драматург, режиссёр, актёр или…созданный ими персонаж. Здесь персонажи ненаписанной пьесы приходят в театр и требуют, чтобы режиссёр стал их автором. И актёры, поначалу смеясь, постепенно принимают драму персонажей на себя, впитывают их боль и страдания и становится очевидно, что актёр играет не только телом, тело даже вторично, начинается всё с души, которой персонаж диктует свою волю.
То есть здесь, как и в «Гамлете» Бутусова, показана жизнь души, но здесь есть «духи» – это персонажи, которые овладевают душами артистов, приводя, кажется, к их полному «выпадению» в иную реальность. Персонажи сопротивляются поверхностной интерпретации, им смешно, они противятся преобразованию их драмы в водевильчик. Так ведь и получается: при первом знакомстве актёра с ролью, роль может «сопротивляться», только, естественно, не криками и смехом, как здесь. Конфликт не сглаживается, пока исполнитель роли не проникнется ею, не сформулирует предысторию своего героя, его цели, задачи, мечты и не прочувствует болевые точки, которые должны стать его.
Далее по тексту оказывается, что и сам драматург не может сопротивляться своим персонажам, они рождаются и развиваются по определенным законам, и в определённый момент сюжет их жизни формируется сам собой и именно так, а не иначе. Из этого Зазеркалья никто сбежать не может, пока не проживёт роль, «не выкрикнет слова, что давно лежат в копилке» (Окуджава).
Обе постановки, что «Гамлет» Бутусова, что «Шесть персонажей…» Бубеня посмотреть важно, возможно, не один раз. Кто-то не сможет принять философию постановщиков, кто-то не привык следовать за непривычным развитием мысли, для кого-то чужда эстетика театра вне времени, эпохи, когда наш привычный, обыденный абсурд находит свою точную и не всегда приятную формулировку в искусстве. Но смотреть и стараться понять театр Бутусова и Бубеня важно. Хотя, кому нужна философия?
Фотографии с сайта Волковского театра.
Ирина Пекарская,
арт-обозреватель, театральный критик,
член Союза театральных деятелей РФ
арт-обозреватель, театральный критик,
член Союза театральных деятелей РФ
Комментарии
Отправить комментарий